псто для сбора в кучу онанимных драбблов
если дойдут руки редактировать, буду выкладывать отдельными постами.
Азазель/Риптайд, NC-17. Секс на большой высоте (желательно в воздухе)1.
Заявка: Азазель/Риптайд, NC-17. Секс на большой высоте (желательно в воздухе)
Слов 417
Warning много обсценной лексики
К третьему разу это уже совсем не смешно, по-прежнему до усрачки страшно, свободное падение разъедает самоконтроль покруче серной кислоты. Когтистые руки держат его слишком крепко. За несколько милисекунд до земли - вспышка, огонь и снова полет. С того же самой чертовой крыши Пак-Бэлла. Холодный воздух бьет в лицо, сушит кожу, губы и роговицу, за его спиной сумасшедший красный парашют с эффектом дня сурка. Земля опять несется к нему со скоростью под двести километров в час.
- Окей! - орет Риптайд, перекрикивая воздух. Он едва ли слышит свой голос, он кажется оглох, земля все ближе, нихрена тут не окей. - Чего ты хочешь?
С Азазелем он не разговаривал неделю. С остальными, впрочем, тоже. Со шлюхой он и до этого не особо трепался. А теперь просто трахался молча.
В некоторых окнах небоскреба горит свет, но Риптайд никак не успевает туда заглянуть. Не успевает ничего сделать. Тело не обманешь, оно точно знает, что умирает. Поэтому ведет себя неадекватно. Если бы не Азазель, он сломал бы себе шею еще в полете. Это, разумеется, совсем не повод внезапно хотеть Азазеля.
Машины уже совсем близко, он помнит их с первого раза, эту, зеленую и две черных. Задрав головы, на них смотрят зеваки. Перед четвертой вспышкой огня Риптайд грязно ругается. Ему страшно и стыдно.
- Так выеби или отъебись? - горячо смеется Азазель ему на ухо. Они стоят на самом краю крыши. Точнее, Азазель стоит и крепко держит Риптайда, которого не держат ноги. Он не уверен, что помнит, что именно он орал. Его трясет, ему тесно в чужих руках и в брюках тоже тесно.
- Чего - ты - хочешь? - хрипло повторяет он, голос сорван к чертям. Шоу его предал. Шоу обещал ему ядерный рай и съебался туда сам, оставив в наследство двух идиоток и двух психов.
Вместо ответа Риптайд слышит, как рвется тонкая ткань его рубашки. У Азазеля хватает сил держать его одной рукой. У него самого сил не хватает даже на то, чтобы задаваться вопросом, зачем и кому то, что происходит, на самом деле надо. Слишком похоже на почерк Шоу, но Шоу больше нет.
Риптайд отстраненно отмечает, что лакированный носок его правой туфли уже давно висит в воздухе, что он сам уже некоторое время не без удовольствия насаживается на чужой член, что ему плевать, насколько это грязно, что весь мир сузился до сухой правильной боли внутри.
Шоу никогда не хватало так надолго.
- Ты больше не боишься высоты, - выдыхает Азазель, которого все еще слишком много в нем.
А потом они опять летят вниз, гораздо дольше, гораздо жарче и гораздо вместе.
Азазель|Риптайд. "Ах ты карту забыл? А голову ты дома не забыл?" H!2.
Заявка: Азазель|Риптайд. "Ах ты карту забыл? А голову ты дома не забыл?" H!
Слов: 198
- Ах, ты карту дома забыл. А голову ты дома не забыл? И постой... мы... вообще где?
Все вокруг было в тумане. По красной растрескавшейся земле к ним с Азазелем степенно на задних лапах приближался медведь в криво повязанной ушанке. В правой передней лапе он сжимал бутылку "Столичной". На левой болталась балалайка. Оскал у медведя был не очень дружелюбным.
Риптайд громко сглотнул и про себя зарекся пить с Азазелем. Тот как-то слишком торжественно смотрел ему за спину, не обращая на ревущего медведя никакого внимания.
Оттуда из тумана проступала огромная стена из красного кирпича и шпиль, на котором алела кровавая пятиконечная звезда.
В небе кружили черные вороны.
- Дома, - мечтательно сказал Азазель.
- Ты что. Привел. Меня. В ад?! - изобразить хладнокровное презрение Риптайду удалось довольно посредственно. До медведя оставалось всего шагов пять. Теперь было видно: на задних лапах у него - видавшие виды валенки.
- В аду скучно, - ухмыльнулся Азазель. Будто в ответ на его слова с четырех сторон одновременно взвыла сирена. Медведь упал на землю, как подкошенный, пряча бутылку под мышку. Риптайд на всякий случай закрутил пару смерчей, и не ошибся: с четырех сторон к ним приближались четыре черных автомобиля. - Я привел тебя домой.
Эрик/Риптайд. Риптайд предает Шоу еще до его смерти. Рейтинг желателен.3.
Заявка: Эрик/Риптайд. Риптайд предает Шоу еще до его смерти. Рейтинг желателен.
Слов: 1122
Загляни сейчас Чарльз Леншеру в голову, он нашел бы там полтора десятка способов, как за пару секунд убить безоружного человека в белом костюме. И ни одного аргумента, почему бы ему этого не сделать.
Особенно после того, как Риптайд обозвал его ЦРУшной шестеркой.
- Потому что тебе интересно, - нагло улыбается тот. - Ты не веришь в мутантов-самоубийц.
- Допустим, - соглашается Леншер. Ему не нужно уметь читать мысли, чтобы видеть: слишком прямую спину, слишком расслабленные руки. Риптайд боится. Но пришел прямиком под особняк. Чарльз в любой момент может его заметить... мог бы, не срубись он прямо за бумагами. Леншер первым делом пошел к нему, когда увидел фигуру в белом из окна... и почему-то раздумал будить.
- Шоу прет на Кубу. Боится, чтобы без него не начали, - Риптайд сухо и нервно смеется. И косится куда-то в сторону.
- Вот как, - Леншер приподнимает бровь и склоняет голову к плечу. - Тогда что ты здесь делаешь?
- Сказал Азазелю, что отказываюсь появляться на премьере без новой тройки.
Риптайд внезапно оказывается рядом, способов его убить становится на пять меньше, но Леншеру по-прежнему интересно. Шоу чего-то боится, раз послал сюда своего человека.
Еще Леншеру любопытно, чем Риптайд собирается его покупать.
- Времени мало, Эрик, не тормози, - шепчет Риптайд, хватая его за воротник, прижимаясь к нему вплотную, обдавая терпкой смесью апельсинов, бергамота, мускуса и рома. Это слишком неожиданно, даже для Леншера, который привык ожидать всего. - Ты же хотел этого с самого начала, с яхты. Ну же, сделай это наконец. Трахни меня напоследок. Обещаю носить цветы на твою могилу. Покажи мне свою могилу, давай. Где у вас тут ближайшее кладбище?
- Да ты охуел, - только и может ответить Леншер. Риптайд вцепился в него мертвой хваткой - руками и глазами одновременно.
- Брось, - кривит губы, - Тебя же воспитал Шоу, кончай тут це... - Риптайд сгибается и хватает ртом воздух, зато больше не хватает его за одежду. - Твою мать, Леншер! Эрик!
Леншер идет к машине. До ближайшего кладбища отсюда - минут десять езды. И если Риптайд предпочитает сократить ему расходы на катафалк, это его неотъемлемое право.
* * *
Как ни странно, за ними никто не следит. Всю дорогу в машине Риптайд не движется, и кажется, не дышит.
- Выбирай, - говорит ему Леншер, кивая на кресты и тут же хмурясь. Они совсем рядом со склепом, где похоронены родственники Чарльза. Эта мразь не заслуживает такого соседства.
Риптайд удивляет его во второй раз, не обращая внимания на надгробия, он идет прямиком к часовне. И заставляет Леншера открыть тяжелый навесной замок.
Полная луна светит в витражное окно с трубящим ангелом. Уродливая христианская подделка. Леншер помнит: Гавриэль должен приходить не с трубой, а с ножом. Идеально ровным ножом, которым он забирает души праведников.
К ним с Риптайдом Гавриэль никогда не придет.
В белесом, мертвенном свете луны видно испарину на чужом лице. Играющие желваки. Черные щели вместо глаз.
- Значит так, времени у нас в обрез. Но я реально не уверен, на чьей стороне Азазель. А в церкви он нас не услышит.
Так Риптайд удивляет Леншера в третий раз. В какой-то момент ему кажется, что ночной гость просто спятил. Ладно, он называет демоном результат очередного бесчеловечного эксперимента Шоу. Но предлагать ему возглавить команду вместо чертова нациста...
- По личным мотивам, - скалится Риптайд. Десять минут в часовне, и он достаточно оправился, чтобы вернуть свою паскудную улыбочку.
- Вот как, - Леншер не может ничего с собой сделать. - И чем я, по-твоему, буду лучше Шоу?
- С тобой можно договориться, - пожимает плечами Риптайд, выдавая очевидно заготовленный ответ на предсказуемый вопрос. - Ты не хочешь провести остаток жизни в условиях ядерной зимы и, как следствие, отсутствия нормальных портных. И ты слишком просто устроен, чтобы ебать мне мозги.
Леншер окидывает его медленным, оценивающим взглядом. От носков белых тряпичных туфель до идеально уложенных, щедро набриолиненных волос. Риптайд ждет ответа, скрестив руки на груди, постукивая длинными пальцами правой по плечу левой.
- Что ж, - говорит ему Леншер. - Мне положить на твои мозги, пока они не мешают моим планам. После первого же раза, когда они мне помешают - ебать будет нечего.
Риптайд пожимает плечами.
- Меня устраивает.
Он очевидно торопится. И очевидно готов на все. Леншер жалеет о том, что Чарльз спит. Он сам - не видит ни одного варианта, в котором это по-прежнему остается каким-то извращенным планом Шоу, но чужая голова ему бы сейчас пригодилась.
К тому же, спящего друга почему-то еще неприятнее предавать.
- Тогда раздевайся, - наконец говорит Леншер. И отыгрывает у Риптайда одно очко.
* * *
Секс на стылом каменном полу не доставляет удовольствия ни одному из них. Но Риптайд, очевидно, тоже привык к сексу, не доставляющему удовольствие.
Ослабляя узел на шейном платке он только спросил:
- Полагаешь, это необходимо для конспирации?
Леншер никогда не отвечал на такие вопросы, потому что разговоры с мясом, которому он платил деньги за секс, никогда не входили в программу. Потом был Чарльз, с которым не было и не будет, потому что друзей не трахают, а отношений с теми, кто видит тебя насквозь, не заводят. Молчать дальше - глупо, поэтому он довольно грубо бросил:
- Субординацию никто не отменял. Не твое дело.
С искривленных губ Риптайда слетело безразличное:
- А. - после чего он снял пиджак и аккуратно повесил его на пустой подсвечник, как ни в чем не бывало.
До последнего - Леншер боялся, что у него просто не встанет, и это будет глупо, Риптайд не из тех, кто стал бы помогать. Но то ли долгое воздержание. То ли надменная покорность Риптайда. То ли его поджарая задница и куча тонких шрамов, заметных только на ощупь. Что-то или все вместе - решило дело.
Риптайд трахается умело и по-деловому, как золотой призер Олимпийских игр по сексу. Он лежит на полусогнутых руках, то и дело подаваясь, выгибаясь, подстраиваясь. Он не говорит ни слова, только стонет, и это второе, после шрамов, что в Риптайде - настоящего. Леншер до сих пор не уверен, насколько это не изнасилование, но его не мучают угрызения совести, в какой-то момент он перестает видеть разницу между Риптайдом и теми, остальными, в какой-то момент его начинает нести, в какой-то момент он совсем забывается, хотя совсем не собирался.
Секс на стылом каменном полу отнимает у них вдвое меньше времени, чем разговор. Еще столько же - у Риптайда уходит на то, чтобы неторопливо одеться. Лицо у него задумчивое и почти не напряженное.
- Я не умею читать мысли, если что, - говорит он Леншеру на прощание. - Но в остальном - не возражаю.
Леншеру снова неудержимо хочется ему врезать, но на членах команды нельзя срываться.
* * *
Загляни сейчас Чарльз Леншеру в голову, он нашел бы там полтора десятка вариантов прощальных слов, и ни одного толкового.
Но Чарльз по-прежнему спит, уткнувшись носом в бумаги, поэтому Леншер долго топчется на пороге, как идиот, а потом все-таки проходит в кабинет, чтобы набросить плед ему на плечи.
Азазель/Риптайд, играть с дьяволом в поддавки, за бессмертие, любовь и прочие вечные глупости4.
Заявка: Азазель/Риптайд, играть с дьяволом в поддавки, за бессмертие, любовь и прочие вечные глупости
Слов: 500
— И в восьмой раз повторяю. Я — не — дьявол.
У стены — батарея бутылок. Между ними — джентельменский набор: карты, деньги, два ствола.
Номеров счетов Шоу, как оказалось, никто не знал. Разве что этот, недобитый гуманист — но у него Магнето не горел желанием спрашивать. Поэтому раз в месяц Азазель ходил за еще. Риптайд, по приказу Магнето, ходил за Азазелем. Никаких объяснений не следовало, но Риптайд предполагал, что Магнето боялся: Азазель не вернется.
Чего у Магнето не отберешь — непререкаемой убедительности. Поэтому вскоре Риптайд начал бояться этого сам.
Первыое время они грабили казино. Потом Азазель сказал, что ему надоело, и сегодня привел их в банковский сейф. Огромную железную комнату, заваленную баблом. Тогда Риптайд сказал, что они обязаны оставить здесь ящик шампанского, это надолго запомнится. Тогда Азазель заметил, что Магнето это вряд ли понравится. Тогда Риптайд сказал, что Азазель вообще не нравится Магнето, терять нечего. Потом он запоздало прикусил себя за язык.
С ящиком не возникло никаких проблем, остальное — было делом техники.
Они познакомились пять лет назад, они три года как отлично работали в паре. Но Риптайду до сих пор не приходило в голову, что с Азазелем можно напиваться. Что Азазель может, если на то пошло.
Шампанское заканчивалось. Карты Риптайд предусмотрительно захватил с собой и теперь сливал со страшной силой, потому что сейчас на глазок отличал только красные масти от черных.
— Я понимаю, — кивнул он, философски наблюдая, как вместо одной взятки на мизере берет пять. — Три года против вечности — херня. Но я не предлагаю тебе дарить мне что-то за так. У меня есть конкретная себестоимость по вашим адским меркам. И я готов ее заплатить.
Стальные глаза смотрели скептически. Потом у него отобрали колоду.
— Ты и сдавать-то не готов.
— Я, между прочим, предлагаю тебе сыграть на мою бессмертную душу. В девятый, между прочим, раз.
— Куда я дену твою бессмертную душу?
— Я, в принципе, не против жить вечно. И, в принципе, не против работать с тобой в паре. Я уже несколько раз спасал твою красную шкуру. Вот, в 59, в Берлине...
— Риптайд. Кончай нести ерунду. Нашему гусару за тебя стыдно.
Гусаром выступала последняя бутылка. Риптайд старательно прицелился и снес ей горлышко, в упор — это было просто.
— Ну хорошо. Черт с ним, с вечно. Что ты предлагаешь?
— Закрыть пулю и идти спать.
— Кончай нести ерунду, — воспроизвел Риптайд дословно, старательно копируя чужой акцент. — Мы здесь торгуемся. Твоим адским друзьям было бы за тебя стыдно.
От резкой оплеухи он едва не упал. Самое обидное, Азазелю даже двигаться не пришлось, хватило хвоста. Теперь его острый кончик неприятно царапал горло, в том самом месте, где оно пульсировало.
— Повторяю в последний раз. Я — не собираюсь — тебя — покупать.
От острого покалывания в шею было скорее жарко, чем страшно. И обидно до слез. Потолок отчаянно кружился.
— А. То есть у меня... слишком низкая себестоимость. Блядь, какого черта? Если я мутант, мне что, не полагается душа?
Там, где только что было остро, стало тепло. Вместо далекого серого потолка теперь было близкое и красное. Риптайд никогда не думал, что когда держат за горло рукой – может быть так приятно.
— Твоя душа — у тебя на месте. Там она и останется.
Азазель/(|)Чарльз. "Все мы совершаем ошибки."5.
Заявка: Азазель/(|)Чарльз. "Все мы совершаем ошибки."
Слов: 499
Пришелец в его кабинете был неожиданным, но не странным, и тем более не страшным. Он сидел на углу стола со скучающим видом и лениво перебирал бумаги.
Ксавье привычно прикоснулся пальцем к виску, концентрируясь на красном профиле. Он увидел стену огня. И еще одну стену огня. И еще одну стену. Когда печь стало невыносимо, он прекратил бессмысленные попытки.
- И тебе добрый вечер, - равнодушно сказал ночной гость, не поднимая взгляда от набросков будущей статьи.
- Какая потрясающая мутация! - не удержался Чарльз.
- Спасибо, вы тоже ничего, - к нему наконец обернулись. И даже встали со стола, оказавшись выше чуть более, чем вдвое. Ксавье увлеченно рассматривал испещренное шрамами лицо, действительно красное, с ним и густой копной черных волос никак не вязались настолько светлые глаза, это было генетически невозможно по меркам современной науки.
Лицо тем временем недовольно поморщилось.
- Меня просили быть вежливым, но я не сильно понимаю, что это для нее и для тебя такое. Так что давай считать, что я был вежлив - и закончим с этим.
- Хорошо, - улыбнулся Чарльз. - Давай. Прости, я не могу предложить тебе сесть, но можешь занимать стол, если тебе удобно. Мы, похоже, несколько односторонне знакомы. Как тебя зовут?
- Азазель.
Что ж, с учетом его внешнего вида, Чарльз был готов и к Люциферу. Воспользоваться приглашением Азазель не торопился и теперь изучал корешки книг на полках, для чего ему пришлось присесть.
- Кто тебя послал? - спросил Ксавье, подкатывая кресло ближе. - Эрик или... Рейвен?
- Мистик в курсе, перед уходом я спросил, ничего ли ей от тебя не нужно. Зря ты с ней не спал, она ничего.
Чарльз представил себе сплетение красного и синего, и невольно сглотнул.
- Все мы совершаем ошибки.
- Об этом я и пришел тебе сказать. - Азазель внезапно исчез и появился - над креслом, упираясь руками в подлокотники, нависая лицом к лицу, обдавая ядреным запахом мятной жвачки. Ксавье подумал, что сейчас, наверное, время начинать бояться. По крайней мере, тело - рефлекторно вжималось в спинку. - Не стоит.
- Что?
- Не стоит с ним связываться.
- Откуда ты...
- Эмма.
- А.
- У него есть новая команда. И новые цели. И среди них не значится желания распяться на кресте повыше во благо мира во всем мире.
Чарльз снова попробовал пробиться за стены огня. Теперь он сломался на пятой, но перед глазами шли круги. Азазель улыбался.
- Ты меня обманываешь, - спокойно сказал Чарльз. Черная бровь поползла вверх, в насмешливых глазах скользнуло недоумение и, кажется, опаска. - Если бы ты был прав, тебя бы здесь не было. То, что ты здесь, означает, что он колеблется. И ты не имеешь права оставить его без выбора.
- И тем не менее, я оставлю его без выбора. Если ты снова попытаешься с ним связаться, ты закончишься раньше, чем успеешь сказать "привет".
Он не шутил, этот маньяк, уничтоживший несколько десятков агентов ФБР и очевидно получивший от этого удовольствие.
- Тогда почему бы тебе не убить меня прямо сейчас? - спросил Ксавье.
- Магнето не нужен выбор. Ему нужен враг.
Эмма| Азазель|(/) Риптайд. Попытка оживить Шоу (некромантия, киборгостроение, др.). H!6.
Заявка: Эмма| Азазель|(/) Риптайд. Попытка оживить Шоу (некромантия, киборгостроение, др.). H!
Слов 257
Попытка номер один.
Полноватый коротышка в идеально сидящем костюме смерил Азазеля презрительным взглядом с головы до ног. Эмма внезапно всхлипнула и отступила на два шага, за спину Риптайду.
- Передайте Винчестерам, что это не смешно, - поджав губы, произнес коротышка.
И исчез.
Попытка номер два.
- В следующий раз, - мрачно сообщил очкарик, - думайте головой перед тем, как пилить на запчасти киберлюдей. Вы бы еще далеков, честное слово...
Риптайд безуспешно пытался привести Эмму в себя. Вокруг догорали покореженные остатки домов, машин и людей.
- Подумаешь, - пожал плечами Азазель. - Кардифф мне никогда не нравился.
Попытка номер три.
- И от этого он, по-твоему, должен встать? - уточнил Риптайд.
Все, что осталось от тела Шоу после второй попытки, покоилось в ванной, наполненной кровью. Кровь, капля за каплей, текла по его лицу. Сверху на крюках были подвешены извивающиеся клыкастые гуманоиды.
- Странно, - сказал Азазель, - а остальные, вроде, вставали.
Попытка номер четыре.
- Вы что, всерьез предлагаете мне клонировать пародию на самого себя? - спросил мистер Синистер и, на всякий случай, телепортировался, не дожидаясь ответа.
Попытка номер пять.
Голова профессора Шмидта покоилась на обвешанной проводами и диодами овальной пластине, напоминающей блюдо.
- И кто из вас, позвольте спросить, рискнет изобразить из себя Саломею? - мрачно вопрошала голова.
Хвост Азазеля обвился вокруг ноги Риптайда раньше, чем Эмма успела что-то считать.
- Похоже, они сделали выбор за тебя, - констатировала голова.
Эмма осторожно покосилась за спину, но бывших сообщников по Клубу адского пламени там почему-то не оказалось.
- Себастиан, - осторожно начала она. - Говорят, в Японии...
Азазель/Риптайд\Эрик. Наркотики, дурман, обволакивающая прохладная вода бассейна.7.
Заявка: Азазель/Риптайд\Эрик. Наркотики, дурман, обволакивающая прохладная вода бассейна.
Cлов:
Среди ночи его будит гитара. Эрик, который для всех уже две недели как Магнето, беспокойно ворочается в постели. Тебе чего? - сонно говорит Рэйвен, которая для всех уже две недели как Мистик. Ему ничего, просто чертова гитара с первого этажа мешает уснуть, а вовсе не давящий на виски и затылок одновременно шлем. Эрик, конечно же, и не думает снимать его по ночам. Конец всем шуткам по этому поводу он положил собственноручно - налепив на шлем рога и раскрасив его в ярко-бордовый. Даже Азазель не рискнул задавать вопросов.
Как тебя звали раньше, спросил Эрик у Азазеля в первый же вечер. Кто старое помянет, ответил Азазель по-русски, а потом еще минут пять переводил.
А кто забудет, тому оба, - сказал ему Эрик, да, конечно же, Магнето, на ломаном русском. Азазель рассмеялся и ответил: пятьдесят пятый истребительный авиационный полк.
Эрик, он же Магнето, так и не понял, что это на самом деле значило, и значило ли на самом деле, но лед был сломан.
С Ангел еще проще. Она до сих пор боится, что он не простил ей предательства. Она права, но дело не в прощении. Просто рано или поздно она их сдаст. Чарльзу, например. Или какому-нибудь новому Шоу. Эрик, ах да, Магнето, готов с куда большей уверенностью довериться Азазелю.
Эта глупая кличка натирает слух не меньше, чем шлем натирает голову.
Но это нужно - примерно как красные рога на шлеме, больше ему самому, чем кому-то из них. В подчинении у Эрика до сих пор были: ножи, пистолеты, заборы, антенны, субмарина. К их чести, они не разговаривали, не задавали вопросов, не пялились, когда считали, что он не видит, не смеялись, не шептались по углам.
Риптайд больше похож на нож, чем на остальных. С тех пор, как они убрались с берега, он не произнес ни слова. Ты вообще умеешь говорить, спросил Эрик в тот самый первый вечер. Риптайд повел плечами, уперевшись пустым взглядом куда-то в стену и улыбаясь, как идиот.
Ммм, сонно говорит Рэйвен, ах да, Мистик, обнимая подушку, на которой только что лежал Магнето. Эрик - подходит к окну и отодвигает тяжелую портьеру. От Шоу осталось, спросил он Азазеля, когда тот, после получасового отсутствия, перебросил их в огромный трехэтажный дом. Нет, но они уже не возражают, - ответил Азазель, и Эрик решил, что не станет возражать тоже. В доме было достаточно комнат, еще поле для гольфа, два бассейна, бильярдная, корты. Дом принадлежал техасскому конгрессмену и достался им абсолютно пустым. Через месяц придется менять, подумал Эрик через неделю. Никто в его новой команде не отличался склонностью к поддержанию чистоты. Вокруг шезлонгов множились пустые бутылки: шампанское, вермут, джин, ром, виски и даже абсент, его новая команда не отличалась разборчивостью, но до сих пор соблюдала приличия.
У бассейна - все трое. Ангел громко хохочет. Азазель подливает себе, обхватив бутылку хвостом. Риптайд откладывает гитару, на которой, как оказалось, вполне неплохо играет - и подходит к столику. Эрику не нужен бинокль, чтобы понять, что именно тот делает, когда Риптайд, провозившись какое-то время, опускается на колени, припадая носом к краю стола. Эрику достаточно, что Риптайд делает это достаточно бегло, а значит, не первый раз.
Внизу - теперь гораздо громче, чем было, потому что гитару терзает Азазель, для этого ему не нужно даже подниматся с шезлонга, гитара валяется на полу, пика размашисто охаживает струны, Риптайд лапает Ангел, Ангел демонстративно стесняется. Эрик решает, что на пару минут он все-таки - Эрик, поэтому задерживается в тени, но Азазель, прервавшись, машет ему стаканом и говорит: у нас гости.
- Оо, - говорит Ангел. Ну я наверное. Спокойной ночи, ребята.
- Хм, - говорит Риптайд, отпуская ее без всякого сожаления и глядя на Эрика с вызывающей ухмылкой.
- Кокаин, - говорит Магнето, который больше не Эрик. - Здесь. Этого. Не будет.
- Помешай мне, - говорит Риптайл, и это в два раза больше, чем он сказал за последние две недели.
Магнето чувствует по меньшей мере двенадцать предметов, которыми в разной степени можно помешать Риптайду наслаждаться теплой техасской ночью. Еще Магнето видит, как красный хвост скользит совсем рядом с ногой Риптайда. Тот, пошатываясь, возвращается на шезлонг, подхватывает гитару и начинает перебирать струны. Азазель наполняет стакан и подносит его Магнето. В стакане плещется непоймичто мутного светлого цвета. Оооо, губ вкус мёда слаще любого вина, поет Риптайд, голос у него оказывается не настолько и паршивым, да и слух имеется.
- Портвейн, - отвечает Азазель на незаданный вопрос. И проходя мимо стола, небрежно стирает рукой остатки белых дорожек. Твой поцелуй всё вижу в снах, поет Риптайд, не сводя глаз с Магнето. Яростных, безумных, наглых глаз. Один ноль, думает Эрик глубоко внутри Магнето, он проиграл, когда спустился. И не уйдет, пока не отыграет.
- Завтра ты это уберешь, - говорит Магнето, кивая на бутылки, пустые сигаретные пачки, металлическую коробочку с остатками порошка. Хочу вернуть, хочу я вернуть, я верну губ вкус мёда твоих, - поет Риптайд, и смеется, и поет сквозь смех, а потом отпускает струны и резко заворачивает ладонь, на которой начинает вертеться смерч, разрастаясь с каждой секундой.
Азазель не двигается, просто рука Риптайда внезапно - улетает в сторону, а по бассейну идут брызги и волны, а красный хвост уже снова неподвижной плетью лежит у шезлонга, на котором, внимательно рассматривая дно пустого стакана, лежит Азазель.
Лицо у Риптайда меняется неуловимо, только что он улыбался, а теперь - яростно смотрит на Азазеля, как будто Магнето не стоит совсем рядом, как будто Магнето тут вовсе нет.
- Ты нас подставил, - цедит Риптайд сквозь зубы. - Ебаный ты русский сукин сын. Ты нас всех подставил.
Азазель пожимает плечами и отставляет стакан на столик. Риптайд вскакивает на ноги, отбрасывая гитару, та с жалобным бренчанием скользит по плиткам. И бассейн, думает Магнето, не мешало бы почистить бассейн, тем временем хвост обвивается вокруг шеи Риптайда и тот вынужден сесть обратно, Азазель кладет ему руки на плечи и говорит:
- Завтра.
Магнето не уверен, к кому из них обращается Азазель, но уверен, что его только что не самым вежливым образом попросили убраться нахрен. Поэтому он, разумеется, никуда не уходит. Риптайд шипит и пытается вырваться, Азазель заламывает ему правую руку, видно, что до боли, но Риптайду, похоже, все равно, смерч он вертит и левой.
- Убью нахрен, сука, убью, - орет он, а потом они исчезают втроем, Азазель, Риптайд и его смерч - и только по волнам и шуму, доносящемуся из бассейна, Магнето определяет, где они оказались. Металлическую коробочку он прячет в карман и занимает шезлонг Азазеля. Возня на дне бассейна длится недолго, обоим - нужен кислород - и они всплывают, мокрые, растрепанные, обвитые друг вокруг друга. Пятдесят пятый истребительный авиационный полк, думает Магнето, интересно, это значит, Шмидт? Или русские тоже не брезговали средствами на войне?
Риптайд, отплевываясь от воды, шипит что-то по испански, ихо де пута, разбирает Магнето, но больше ничего не успевает разобрать, потому что Риптайда снова утаскивает под воду. На вкус портвейн оказывается, как он и предполагал, противно приторным. Шмидт с ними как-то справлялся, думает Эрик. И это еще без мисс Фрост...
Они снова выныривают - теперь оба жадно глотая воздух, правая рука Риптайда по-прежнему в захвате, но он выкручивается, быстрый и юркий, как угорь, разворачиваясь к Азазелю лицом, выплевывая ему что-то тихое, получая что-то тихое в ответ, целуя...
Магнето моргает.
Ничего не меняется.
Магнето моргает еще раз.
Риптайд целует Азазеля, жадно и порывисто, как только что материл, цепляясь за его плечи обеими руками, они опять уходят под воду, Магнето смотрит, как загипнотизированный, на расходящиеся по бассейну круги. Целует. Он только что видел это своими глазами.
Они всплывают у самого бортика, путаясь в движениях и одежде, Риптайд то цепляется за чужой воротник, то рвет на себе тонкую рубашку, беспорядочный, дикий, чокнутый. Все это было в нем с самого первого дня и еще раньше. Магнето - тогда еще Эрик - хорошо запомнил тот взгляд, после которого их с самолетом снесло к чертовой матери на остров.
Он невменяемый, обреченно думает Эрик. Но Шмидт как-то находил на него управу. На них обоих. На ебущихся в бассейне мутантов мужского пола. Трогательное интернациональное единение, дружба народов, мать их. Портвейн в стакане заканчивается слишком быстро, и Эрик не стесняется воспользоваться чужой бутылкой. Риптайд стонет. Азазель зажимает ему рот. И, судя по движениям, пялит его, и, судя по безмятежному выражению лица, не впервые. Разве что морщится, когда Риптайд, кажется, слишком сильно прикусывает его руку. Кончает Азазель так же, как убивает - быстро и тихо.
- Хорошо, - говорит Риптайд, глаза у него закрыты. - А теперь иди к черту, предатель.
Азазель отпускает его, Риптайд, отталкивается уже босыми ногами от бортика, отплывает на середину бассейна и так и замирает, на спине, раскинув руки в стороны. Со стороны сейчас он больше походит на труп, в порванной рубашке и сползших к щиколоткам брюках, вода частично скрывает его лицо, частично - его скрывают волосы. Магнето ловит себя на том, что ждет, как из-под затылка начнет расплываться красное пятно - и совсем не замечает, как в соседний шезлонг устало опускается Азазель.
- Любишь смотреть? - спрашивает тот, отбирая у Магнето бутылку и отпивая прямо из горла.
- А Шоу что, любил? - спрашивает в ответ Магнето.
- Смотреть - нет, - ухмыляется Азазель.
- Ясно, - отвечает Магнето, у которого резко заканчивается желание развивать эту тему.
- Попустится, - говорит Азазель.
- Или закончится, - говорит Магнето.
- Это вряд ли.
- Это угроза?
- Ты главный, тебе виднее, - Азазель салютует ему бутылкой. Риптайд, неотличимый от трупа Риптайда, плавает в бассейне. Ангел продолжает наблюдать за ними из окна, голая и взъерошенная. Шлем жмет на виски. Когда-нибудь он к этому привыкнет.
Клуб Адского Пламени. Риптайд - новичок в команде. NH!8.
Заявка: Клуб Адского Пламени. Риптайд - новичок в команде. NH!
Слов: 921
Риптайда в клуб привела Эмма. Точнее, Эмма вернулась на яхту, сбросила накидку, улыбнувшись, забрала услужливо преподнесенный Азазелем бокал мартини. Несколько минут рассказывала о том, как они чудесно пообщались с мистером Лонгли, который, кстати говоря, изменяет жене с несовершеннолетними шлюхами. А, и кстати, сказала Эмма, уже на выходе ко мне пристал один мутант.
- Мутант? - уточнил Шоу.
- Он жив? - уточнил Азазель.
- Ну да, - пожала плечами Эмма. - Танцует морскую кадриль с омаром.
Мексиканца в белом костюме они действительно нашли на берегу. Он сидел прямо на песке, перед ним кружился двухметровый смерч, покорный его рукам, как сытая змея.
- Ты смотри, - сказал Шоу. - И правда, мутант.
Тот резко обернулся, глаза у него были мутные и блуждающие.
- В два ряда! - заорал он. – Тюлени, лососи, морские черепахи и все остальные!
Азазель покосился на Эмму и уважительно хмыкнул. Шоу впитал в себя полетевший на них вихрь, успевший вдвое вырасти в размерах, и хмыкнул задумчиво.
- Убери это говно из моей головы, - сказал мексиканец.
- Только после того, как ты извинишься, - отрезала Эмма.
Потом появилась полиция, и Риптайда пришлось забирать с собой, чтобы не пачкать рук.
- И все это для личного пользования? - уточнил Шоу.
В карманах Риптайда нашлись: паспорт на имя Ханоса Кестеда, водительские права на имя Ханоша Квестеда, поддельное удостоверение частного детектива на имя Яноша Куэстеда, граммов сто кокаина, полтора десятка пластинок с амфетаминовыми таблетками, шесть марок, бутылка с эфиром, десять долларов, сто пятьдесят песо, мокрый носовой платок.
- Ты что, легавый? - уточнил Риптайд, который принципиально не отзывался на другое имя, кроме Риптайда. Он сидел в кресле Шоу, закинув ноги на стол Шоу и безразлично пялился в стену. - Мне на хвост дельфин наступит, он плетется позади. Твоя баба - извращенка, ебаная треска.
Извиняться Риптайд отказывался, потому что не видел ничего зазорного в том, чтобы назвать красивую телку красивой телкой, хлопнуть ее по заду и предложить хорошенько сплясать.
- Хлопнул? - поинтересовался Азазель.
Эмма бросила в него холодный взгляд, но ничего не ответила. Шоу деловито смахнул личные вещи Риптайда в урну.
- Правила два. Первое - тебе можно все. Второе - тебе нельзя меня огорчать. Грязные туфли на моем столе меня огорчают. Азазель.
Больше всех повезло первому парашютисту: он как раз прыгал в открытый люк, поэтому ничего не увидел.
Остальные замерли, таращась на появившегося из пламени Азазеля с мексиканцем, которого тот держал за шкирки.
- М...меняешь омаров, - неуверенно сообщил Риптайд парашютистам, удивленный не меньше, чем они. - А п-потом швыряешь...
Из-за гула парашютисты ничего не услышали, но Азазелю никогда не нужно было повторять дважды.
- Прошлый новичок не продержался и недели, - вместо приветствия заявил Шоу Риптайду, когда, за пару метров от земли, Азазель все-таки перенес их обратно на яхту. Риптайд стоял согнувшись и уперев руки в колени, теперь его лицо не отличалось цветом от костюма. - Но в тебя я верю. Добро пожаловать в клуб.
- Хочешь, можешь, можешь, хочешь, - невнятно шептал Риптайд. Шоу начал опасаться, что Азазель перегнул палку, но Эмма выглядела довольной. Азазель потянул Риптайда за шиворот, помогая восстановить вертикальное положение. Глаза у Риптайда слегка прояснились.
- Да, - сказал он, и пару раз кивнул. - Да, точно. У вас отличная дурь. Треску много.
- Треску? - переспросил Шоу. Риптайд передернул плечами. Он продолжал нести чушь весь вечер, но так и не извинился.
- Ты русский. Ты - русский. Ты - русский! - от восторга он сперва стучал кулаком по столу, а потом пару раз приложился лбом. - Русский, мать твою!
Азазель научил Риптайда добывать адреналин из людей, а не из шприцов. Риптайд научил Азазеля мешать текилу с пивом. Оба сочли, что знакомство оказалось взаимовыгодным.
- Заткнись, Шоу разбудишь, - лениво процедил уже задремавший было Азазель. - Он тебе глаз на жопу натянет.
- Э-э-это голо-ос Ома-ара. Вы слы-ы-ышите кри-и-ик? - нараспев про-орал Риптайд, а потом внезапно стал очень тихим и серьезным, с ним такое бывало.
- Это... Шоу тебя так? - помолчав, спросил он.
Азазель пожал плечами и ответил, что Риптайда это не касается. Тот начал путанно признаваться в любви к улитке, расстрогавшись до слез, а потом зачем-то обнял Азазеля.
- Меня в жизни так не пробирало, - признался он, уложив голову Азазелю на плечо и задумчиво изучая звезды. - А что случилось с вашим... э... прежним новичком?
- Ничего хорошего, - ответил Азазель.
Ничего плохого с их прежним новичком, впрочем, тоже не случилось. Во внутреннем круге Клуба адского пламени никогда не было больше трех человек.
- А он упрямый, - усмехнулась Эмма, кивая на Риптайда, который спал, забившись под шезлонг, тщательно обставившись пустыми стаканами и бутылками. Азазеля после вчерашнего тоже нервировало солнце и еще немного нервировало блаженное выражение лица, с которым Риптайд перед тем, как срубиться, лапал его хвост.
- Ему нравится, - сказал Азазель, ухмыляясь Эмме в ответ.
Вчера Риптайд заявил, что ненавидит одиночество. И ни на что не променяет черепаху. И убьет любого, кто посмеет тронуть грифона. Когда Риптайд дошел до акул, Азазель понял, что окончательно потерялся в чужом зоопарке.
- Думаешь, я свела его с ума? - в голосе Эммы не звучало ни особого сожаления, ни особого интереса.
- Он утверждает, что завязал с дурью, потому что теперь дурью его снабжает Господь.
- О, - сказала Эмма.
- Он утверждает, что видел, чем все закончится.
- О, - сказала Эмма. - И чем?
- Шакал проглотит сову.
Эмма рассмеялась и ушла.
- Думаешь, поможет? - донесся сонный голос из-под шезлонга.
Еще через неделю Риптайд смирился с тем, что не помогло, а Азазель смирился с тем, что вместе с Риптайдом он вынужден пить с зоопарком Риптайда.
Еще через месяц они оба привыкли.
Кроссовер с "Последним королем Шотландии", в президентской больнице появляется новый врач - Эрик Леншерр. Ник Гарриган мучается ощущением дежавю.9.
Заявка: Кроссовер с "Последним королем Шотландии", в президентской больнице появляется новый врач - Эрик Леншерр. Ник Гарриган мучается ощущением дежавю.
Слов: 710
Вместо приветствия новый дантист пялится на него, как не всякий местный пялится на президента Амина.
- Гарриган, - представляется Гарриган. Его протянутая рука на несколько мгновений зависает в воздухе, никем не востребованная, и уже опускается - когда ее накрывает железная хватка. Руки у нового дантиста - мозолистые, жесткие, стремительные.
- Леншерр. Эрик Леншерр, - говорит новый дантист.
И снова пялится. Это, видимо, привычка, - думает Гариган, наблюдая. За тем, как новый дантист принимает пациентов. За тем, как новый дантист строит персонал. За тем, как новый дантист вытаскивает бутылку скотча из кейса: мне, в Штатах, все говорили: ничего не ешь и не пей в этой их Африке, предварительно не смазав желудок. Это скорее по вашей части, док, вы что скажете?
И Гарриган, конечно говорит. И пьет, конечно, тоже.
На третьем стакане - они уже лучшие друзья. Еврею с шотландцем делить нечего. Леншерр свой мужик, вовсе не британец, травит пошлые анекдоты и смотрит в глаза. Вот это, последнее, напрягает, пожалуй, Гарриган еще не встречал людей, которые так смотрят в глаза, даже Амин нередко отворачивается, ходит, отвлекается. Леншерр - не сводит с него тяжелого, даже когда смеется, взгляда.
Он где-то уже.
Он где-то точно...
Он где-то на четвертой, пожалуй, перебирает, или это жара, или это мертвый министр здравоохранения, черт бы его подрал, который конечно же сбежал, не он ли рассказывал об этом британцам и местным журналистам позавчера, не он ли.
- Какое интересное дежавю, - смеется Гарриган. А потом привозят сестру второй жены Амина с нарывом челюсти.
- У тебя просто волшенбные руки, - говорит потом Гарриган. - Но ты уверен, что на нее следовало кричать? Это, все-таки...
- Это просто истеричка с абсцессом, - пожимает плечами Леншерр. И снова смотрит на него так пристально, будто собирается вырать у него зуб.
Неделя - и дантист уже лучший друг его заместителя.
Гарригану каждый раз неловко их прерывать, заходя в ординаторскую, ему все время кажется, что они перемывают ему кости. Точнее, пересчитывают - скурпулезность у Леншерра - воистину генетическая, вчера он довел бухгалтера до истерики и угроз немедленно уволиться.
Если придет с заявлением - заяви в органы, - сообщил ему после этого Леншерр. Гарриган назвал его мудаком и выставил за дверь. Иначе пришлось бы объяснять, что из местных органов люди выходят разве что на органы, и это вовсе не смешно.
Объяснять - все-таки пришлось и довольно быстро, Гарриган понятия не имел, как дантист оказался на очередной президентской вечеринке с бубнами и скачками, он целенаправленно накачивался виски с тех самых пор, как понял, что Кейи тут не будет, на нем висли две грудастых негритянки, и он почти дошел до той кондиции, когда у него и на них бы встало, но они пропали, а дантист появился.
- Эрик, - прочувственно сказал ему Гарриган, - ты спас мне жизнь.
Леншерр предложил это отметить и подошел к этому с той же тщательностью, как и к больничным счетам. Они ужрались в хлам, Леншерр путал его с каким-то, братом, то и дело называя его Чарльзом и объясняя, что ему здесь не место, Гарригана в какой-то момент понесло, и было почти неловко, что столько всего приходится выливать на голову, в общем-то, незнакомого, по сути, человека, просто потому, что этот человек белый, говорит по-английски и не англичанин.
- Ты что, совсем меня не слышишь? - говорит Леншерр и посуда вокруг почему-то звенит, а потом рядом появляется Амин и шутит, и смеется, и с кем-то знакомит, и когда Гарриган наконец оборачивается - Леншерра уже нет.
Нет его и на следующий день, когда похмельный Гарриган все-таки доезжает до клиники.
Нет его и на следующий день, но никто вокруг не удивляется, когда кто-то пропадает прямиком с президентской вечеринки.
Откуда мне знать, говорит Амин. Поищем, - говорит начальник службы безопасности. А потом Гарригану не до того, потому что звонит Кейя, которая беременна.
Гарриган вспоминает об этом, среди прочего, о чем он вспоминает в самолете, который уносит его - от смерти, от Амина, от ебаной Африки, будь она неладна, и ведь выпала же Канада первый раз, ну не мудак ли он. Еще Гарриган вспоминает о краснокожем человеке в черном френче, который подошел к Леншерру, когда Гарриган пытался не сблевать на галстук австрийскому послу, с которым Амин его знакомил, и едва слышное:
- Ты был прав. Здесь больше нечего делать, - от Леншерра, а затем вспышку пламени.
Но об этом Гарриган вспоминает уже в бреду и конечно же, не вспомнит в Париже.
Кроссовер со «Сверхъестественным». Чарльз встречает нового мутанта (как он думает) Кастиэля («Какая у вас соблазнительная мутация»). Эрик и Дин ревнуют.10.
Заявка: Кроссовер со «Сверхъестественным». Чарльз встречает нового мутанта (как он думает) Кастиэля («Какая у вас соблазнительная мутация»). Эрик и Дин ревнуют.
Слов: 1210
Раздолбанный черный седан останавливается у ворот особняка Ксавье в середине сентября. Первым его замечает Эрик, с антенны - вообще хороший обзор, а остальные заняты: Шон летит и орет, Чарльз цепко держится за его разум.
- Вы нам поможете, - безапеляционно заявляет отморозок в помятом плаще со стеклянными глазами, торчок, думает Эрик, героиновый торчок. У его дружка все поживее, извиняющаяся улыбка, настороженный колючий взгляд, резвые движения, этот - просто уголовник, думает Эрик, наверняка в розыске. Оба они вовсе не похожи на агентов ЦРУ, поэтому он успокаивается.
Это - его первая ошибка.
- Полагаю, для начала нам стоит представиться, - улыбается Чарльз. - Кто ты? - обращается он к плащу.
- Я ангел Господень, - отвечает торчок. Эрик хмыкает, пряча улыбку.
- Дин, - отвечает водитель "Импалы", - Я Дин, это Кас, кто из вас профессор, ребята? Есть разговор.
Эрик отвлекается на багажник - там слишком много металла, как для обычного багажника. Эрик прикрывает глаза и концентрируется на ощущениях, краем уха слыша вопрос Чарльза:
- Ты тоже мутант, да? Что ты умеешь? - а потом тишину. А потом сдавленное:
- О господи.
Эрик насчитал: четыре пистолета, два обреза, боеприпасов на целый взвод, половина - почему-то заметно легче других, десяток ножей, бензопилу... Эрик еще не закончил, но отвлекается, и видит: побелевшее лицо Чарльза, все еще прижимающее пальцы к виску, расширившиеся глаза, все то же застывшее выражение лица у торчка в плаще, настороженно тянущуюся к поясу руку его спутника. Чарльз сглатывает и говорит:
- Пойдемте в дом.
Эрик не возражает, считая, что Чарльзу - виднее, а лишний взрослый, умеющий обращаться с оружием, в их детсаду не повредит.
Это - его вторая ошибка.
- Он сумасшедший, - тихо говорит Чарльз, пока Рэйвен показывает гостям свободные комнаты. - Он всерьез считает себя ангелом, ты бы видел, что творится у него в голове, это... это... это....
- Он не опасен? - интересуется Эрик.
Чарльз уверяет, что более безопасного мутанта ему видеть еще не приходилось. Люди, понимаешь, скроговоркой выпаливает он, потому что по лестнице уже звучат шаги, он считает себя обязанным их защищать, людей и мир вообще, он их не любит и не понимает, но... я думаю. мне нужно созвониться с парой приятелей, по этому вопросу должно быть написанно тонны литературы.
Эрик ошибается в третий раз, когда верит ему на слово.
* * *
- На чем ты сидишь? - спрашивает Эрик у Каса, пока Чарльз отвлекается на восторженные крики: "я летал!! видели??!! я! летал!!!"
- На стуле.
- Не съезжай мне тут.
- Я не умею водить.
Эрик подходит к торчку в плаще вплотную. Тот даже взгляда не поднимает.
Зато Дин - оказывается рядом и останавливающе кладет ему руку на плечо. Это Эрику кстати. Таким нужно сразу давать понять, по каким правилам идет игра.
Драться уголовник умеет, первый удар едва не сбивает Эрика с ног. Потом на помощь Эрику приходят нож уголовника, пистолет уголовника, запасная обойма уголовника, цепочка на шее уголовника.
- Экзорцизамус те, - хрипит уголовник, распластавшийся на полу. - Омнис... иммундус... спиритус...
- Отпусти его, - говорит торчок. А потом Эрик неожиданно разбивает спиной окно.
* * *
Два часа суматохи и беготни, перевязок и ругани сквозь зубы. Нет, Эрик ничего не знает о желтых глазах, какие в жопу желтые глаза, нет, его мать не умерла на потолке, что за идиотский бред? Нет, Эрик отказывается верить в то, что они сидят вот так, друг напротив друга, в гостинной Чарльза, и серьезно обсуждают возможность того, что Дин родился через шестнадцать с половиной лет. А Кас так вообще не рождался.
"Я же просил тебя его не провоцировать", - мягко, но раздраженно говорит Чарльз ему в голову. И улыбается гостям, душевно и тепло, как старым друзьям.
- Мы должны остановить Азазеля, - говорит Кас, он же Кастиэль, он же торчок, он же ангел Господень, он же шизофреник с десятком навязчивых идей.
На ядерную войну, Клуб адского пламени и Шоу им с Дином наплевать, зато у Мойры уже трижды спросили, не чувствовала ли она в "Атомном" запаха гнилых яиц.
- Извини, - потом говорит ему Дин. - Ничего личного, в смысле, но когда ты начал это творить... а ты точно знаешь, что твой отец...
Эрик сперва пожимает ему руку, а потом бьет морду, без металла, просто так, кулаком. И говорит, что больше не желает говорить о своей семье. Уголовник он там или нет, но Дин - понятливый парень.
* * *
- Какая у вас - что?
- Соблазнительная мутация, - мрачно повторяет Дин. И судя по виду, готов повторить еще раз, приправив пулей каждый новый слог.
- Гм. Чарльз... увлеченный ученый, - Эрик вспоминает, как за спиной у Кастиэля расправлялись крылья. огромные, черные, подрагивающие, вокруг взрывались лампы и шипело радио. Эрик думает, что их следовало послать к черту обоих - от самих ворот. Путешественники во времени, надо же.
- Твою мать, это шестидесятые! Маккензи еще ребенок, Джоплин никто не знает, Битлы из Ливерпуля выезжают разве что в Гамбург. Соблазнительная мутация, нормально?
Они сидят на багажнике седана (под задницей у Эрика - изогнутый нож и револьвер, под задницей у Дина - дробовик) и разбираются с ящиком пива, без лишних колебаний, по-мужски.
- Чего ты дергаешься? - спрашивает Эрик, который уже полторы минуты старательно не косится на плотно зашторенное окно кабинета.
- Я не дергаюсь. Он у вас что... голубой?
- Будем считать, я этого не слышал, - жестко говорит Эрик. И сминает пустую банку в руке, не прилагая для этого никаких физических сил. - Он мой друг.
Дин качает головой, постукивая пальцами по капоту.
- Вы... не пойми меня неправильно. У меня вот брат есть. И мы с ним, э-э... не всегда понимаем друг друга. Но это брат, семья, понимаешь. Ее не выбирают. А ты... вы... ну, слишком разные.
- Он поймет, - говорит Эрик, с улыбкой открывая новую банку.
Дин смотрит на него с плохо скрываемым сожалением.
* * *
Еще неделю они с Чарльзом почти не говорят, потому что, если у него и находится время, свободное от психа в плаще, Чарльз говорит исключительно о потенциале, еще возможностях, еще вероятностях. еще уникальном пересечении, еще о реальностях. Тем временем Дин учит Алекса стрелять, а Рэйвен драться, так что какая-то польза от них все-таки есть.
О будущем они, по молчаливому соглашению, больше не говорят.
И исчезают - точно так же, как появились, совершенно внезапно, не забрав даже машину.
Чарльз беспокоится, что случилось что-то плохое и похоже, у него есть основания. Однако от всех расспросов он только отмахивается, хмурясь еще больше. Эрик старательно не вспоминает слова Дина и делает вид, что гостей не было. До вылета на Кубу остается несколько дней.
* * *
- Демон? - переспрашивает Азазель. И кривит губы в едкой усмешке, - Оригинально.
Эрик, то есть уже восемь часов как Магнето, медленно вдыхает воздух, а потом медленно его выдыхает. С этой новой командой будет много проблем. С той старой, останься он - их было бы гораздо больше.
- Я не люблю повторяться, но сделаю это, первый и последний раз. Ты имеешь отношение к исчезновению из Уэстчестера двоих человек, утверждавших, что ты демон, а они из будушего?
Азазель безразлично рассматривает потолок и ковыряет когтем в зубах.
- Нет, я их не убивал.
Ножи в ножнах начинают дрожать и Азазель улыбается - впервые лично ему. В светлых глазах блестит пламя, как будто он собрался телепортироваться и передумал в последний момент.
- Но этот твой Ксавье и правда чем-то похож на его братца.
Магнето, уже восемь часов как не Эрик, вертит в руках забытую Дином фляжку со святой водой и чувствует, что разговор рискует затянуться.
Азазель\Риптайд, один гладит другого по голове. NH!11.
Заявка: Азазель\Риптайд, один гладит другого по голове. NH!
Слов: 545
... а солнце шпарит, как из зенитки, задорно, хлестко. Качают яхту волны цвета блю-кюрасао.
- Здесь безопасно, - седой смеется. - Сними обноски.
А красный машет хвостом, и обноски слетают сами.
Алмазный голос звенит, как бьющиеся бокалы:
- Он слишком болен. Нам не подходит. Это ошибка.
Седой на красного смотрит пристально и лукаво:
- Считаешь, годен? Мы ждем, вперед тогда, покажи нам.
На вид парнишке лет то ли двадцать, то ли за тридцать: на грязной коже следы от пролежней и уколов, от грязной кожи несет безумием и больницей, глаза пустые, в движеньях он неуклюж и скован.
...мир юн, открыт и лишен порока, как новый месяц. Старуха Сула белье полощет в реке хрустальной, в холодных струях белье, как тесто, старуха месит, старухе Суле открыты многие в мире тайны. Ей ведомо, отчего гуляет по небу солнце, в ее каморке - горшки, реторты, коренья, травы:
- Кецаль вернется, мой милый Ханос, Кецаль вернется, - старуха Сула гундит под нос себе шепеляво. Мальчишка Ханос вокруг старухи ужом все вьется, ему преданья ее как бусы: блестят и манят.
- Ведь было время, когда ветрами светило солнце. Кружился в танце бог с клювом птицы и обезьяньим жилистым телом, чернее черного антрацита, и подметал он дождю дороги хвостом змеиным. В крестьянку бог Эхекатль влюбился, но Цицимитль от жгучей ревности ее спрятала подо льдиной, и бог, разгневавшись, сбросил солнце на землю прямо, и ветер дул лет шестьсот и семьдесят и еще шесть, с тех пор он тысячи зим все ищет ее упрямо...
Старуха Сула белье и небылицы полощет, а мальчик Ханос глядит на запад, туда где море, туда где белые, где машины и самолеты.
- Не вздумай, Ханос, - шипит старуха. - Сплошное горе несут потомки детей собачьих детям койотов.
Река рубашку вдруг вырывает из рук старухи, несет к порогам, но вертит Ханос послушный ветер, смеется Сула, привычно снова немеют руки.
- Кецаль вернется, - бормочет Сула. - Настанет лето.
...а в одиночке - мягкие стены и мир размером с витую колбу старухи Сулы, и воздух спертый, чуть что, его пеленают туго громилы в белом, и вязкий студень пускают вместо крови в аорту...
...а солнце солоно и слепяще, и слишком жарко, его шатает, тошнит и рвет. Крепко держит красный.
...у белых было так много денег, чудес, подарков.
- Не смей, не стоит, не надо, Ханос, тебе опасно...
Но крепкий сон у старухи Сулы. Он тих, как ветер, по горным тропам спускаясь вниз, где гремят машины. И в город Ханос приходит вместе с пятым рассветом. И пыльный город кипит чужой сумасшедшей жизнью. Она набрасывается, сбивает, швыряет, душит. В ней горький ром и сладкие руки дешевых женщин. А ветер руки скребет, а ветер хочет наружу, а тут некстати вонючий боров, пара затрещин...
...- Не вздумай, Ханос, - шипит Урсула, - Сплошное горе...
...- Они же злят тебя, - шепчет красный, - Ну, покажи им...
А под ногами рвет, мечет, мечется злое море. А под ладонями снова ветер сочится жизнью. И где-то вовсе в ином пространстве алмазный голос звучит устало: ты прав, пожалуй, оставить стоит. И красный хвост по ноге струится, как тихий полоз. А ветер пляшет, а солнце светит, а катер тонет. И где-то крики, а где-то жарко, а где-то Сула, прям как живая, стоит и гладит рукой горячей. И солнце ластится, сушит влагу на острых скулах, и шепчет, крепко держа за плечи: давай, не прячься.
Риптайд | (/) Азазель. «Сумма не изменяется»12.
Заявка: Риптайд | (/) Азазель. «Сумма не изменяется».
Слов: 543
- Пауки, - сдавленно шепчет Кестед. - Синие. Двухголовые. Пауки-каннибалы.
Так было не всегда. Сперва он вовсе не говорил. Шоу вытащил Кестеда из-за решетки в Альбукерке, а Эмма доходчиво объяснила, почему их не надо убивать. Азазель не вмешивался, наблюдая, как Кестед корчится на песке. Не прошло и суток - он снова набросился на Шоу. Того это только развлекло.
Шоу нравилось, когда его любили, и заводило, когда его ненавидели.
- С ним так даже в тюрьме не обходились, - сказала Эмма, задумчиво крутя в пальцах бокал на тонкой ножке, третий за последний час.
- Это он так думает? - спросил Азазель без особого интереса. Федеральная тюрьма штата Нью-Мексико была курортом в сравнении с Матросской тишиной, но распространяться об этом он не видел смысла.
- Если подытожить и сформулировать цензурно.
Крики из каюты доносились еще полчаса, а потом стихли и они.
- Убери их! Убери меня! Сделай ты хоть что-нибудь! - хрипит Кестед.
Эмма всегда считала, что мексиканец неадекватен, но Шоу было плевать, а Азазелю и подавно. Мексиканец требовал, чтобы его звали Риптайдом, и временами слетал с катушек. Когда это случалось, Шоу трахал его. Эмма трахала его в мозг. Азазель дал ему под дых и сбросил с Эльбруса, потом, правда, поймал. С тех пор они почти подружились.
Мексиканец любил пижонские костюмы и убивать. Азазель любил оперу и развлекаться. Мексиканец не любил говорить и когда его ставят раком. Азазель не любил зеркала и когда ему наступают на хвост. Можно сказать, они отлично поняли друг друга.
- Твою чертову мать, они сейчас отгрызут мне ноги! - орет Кестед.
Ни на Вилье Гессель, ни потом, на "Каспартине", мексиканец не употреблял. На памяти Азазеля он и надрался-то всего раз, после чего стало понятно, почему обычно мексиканец почти не пьет. К облегчению Азазеля, утром никто ни о чем не спросил.
А воротник у него все равно был высокий.
- Что здесь происходит? - спрашивает Магнето.
Кестед бессвязно матерится и отмахивается от пустоты. Азазель тяжело вздыхает, старательно пряча ухмылку.
- Приступ. У него бывает. Завтра будет в порядке.
В первую ночь после смерти Шоу, Магнето, поговорив с мексиканцем, приказал Азазелю доставить его на родину. Азазель сомневался, что Кестед родился на Гавайях, но спорить не стал. Через три дня он отыскал Кестеда в прокуренном насквозь гостиничном номере, дым был слишком сладким и тяжелым, Кестед нес какую-то чушь про перемену слагаемых и требовал то не бросать его, то оставить в покое. Азазель на несколько секунд оставил его в покое посреди Ниагарского водопада, и это помогло.
Правда, уже на следующий вечер выяснилось, что из Гонолулу Кестед пришел не с пустыми карманами.
- Mash potato, do the alligator, - поет Кестед. - Put your hand on your hips, yeah, let your backbone slip.
Вокруг жаркий воздух, горячий песок и фальшиво воют гитары, вокруг беснуется укуренная, обдолбанная, вгашенная толпа таких же нервных волосатых придурков. Иглу проще не прятать в стоге сена, а засунуть в игольницу. Завтра все действительно будет в порядке, считает Азазель. По меньшей мере, до вечера.
За три последних раза, когда мексиканец спас ему шкуру они после этого будут, пожалуй, в расчете.
- Вспомнил! - улыбается Кестед, хватая его за рукав в тот самый момент, когда Азазель собирается уходить. Глаза у Кестеда совершенно дикие, почерневшие - почти до края радужки. - Сумма не меняется.
Азазель пожимает плечами, а Кестед внезапно целует его, горячо, порывисто, глубоко.
апд, девятое баловство
Смерть Риптайда, NH!13.
Заявка: Смерть Риптайда, NH!
Слов: 580
ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ
Первый раз он умирает от предательства. Эмма выходит из комнаты. Азазель равнодушно смотрит в окно. Синяя сука скалится ему в лицо, пока железные прутья впиваются в горло. Ты нас подставил, - говорит Магнето, у него тусклый, усталый голос и слишком яркие, безумные глаза, - этого больше не повторится. Риптайду смешно до чертиков, до черноты в глазах, до ужаса смешно. Он точно знает, что ничего не делал, подтвердить его алиби могут бутылка текилы и Эмма, но бутылку текилы никто не станет слушать, а Эмма...
Эту мысль он не успевает додумать до конца, захлебываясь смехом, и страхом, и криком и хватаясь за горло, и просыпаясь.
Второй раз он умирает от скуки. Поэтому вызывает Азазеля на дуэль, а когда тот не соглашается - бьет первым, хлестко, наотмашь, через весь зал. Потом он летит, земля стремительно приближается, Риптайд орет от восторга, и надеется, что в этот раз Азазель подхватит его еще ближе к земле, чем в прошлый.
Третий раз он умирает от страха. Ветер больше не подчиняется Риптайду. От напряжения звенит в ушах, болят виски, сводит руки, но штора даже не шевельнулась. Это конец, говорит он. Это конец. Это конец. Из коридора доносятся отрывистые выкрики, топот десятков ног, протяжный крик, автоматная очередь. Второй этаж, думает Риптайд - это ведь не высоко. Но дверь открывается раньше, чем он набирается смелости. Не стре... - говорит Риптайд, поднимая руки.
Четвертый раз он умирает за компанию. Я тебя предупреждал, говорит Азазель. Ебал я твоих ангелов, говорит Риптайд, и раскручивает смерч, и становится смерчем, и летит на десятки закованных в доспехи, будто сошедших с подмостков аматорского театра сумасшедшего дома уродов. Потом смерч становится огненным, но так Риптайду нравится даже больше, и двоих он успевает прихватить с собой.
Пятый раз он умирает от холода. Сделай с этим что-нибудь, говорит он. Сделай, или...
Теплая, шершавая пика оказывается у его лица раньше, чем Риптайд успевает договорить. Он трется о нее щекой. Рук он тоже не чувствует. Воняет дерьмом и горелым мясом. Пика медленно спускается к горлу и нажимает - легко, нежно. И наконец становится тепло.
Шестой раз он умирает случайно. Азазель демонстрировал свежезаточенный нож. Риптайду отчаянно хотелось трахаться, и он дернулся невовремя. Так просто, удивленно шепчет он, сплевывая кровь. Так просто...
Седьмой раз он умирает последним. Он бредет по пустой дороге, мокрые волосы падают на лицо. Он думает о том, что похмелье среди ночи - это, пожалуй, перебор. Он пытается вспомнить, когда последний раз принимал душ. У него достаточно денег, чтобы выкупить всю чертову Миссисипи, у него достаточно свободы, чтобы не просыхать до конца света, у него отличное настроение, жизнь, мать ее, так хороша. Ее, правда, немного порят слишком яркие фары, и слишком громкий визг тормозов.
Восьмой раз он умирает от счастья. Оно достается всем даром и выжигает сетчатку раньше, чем Азазель успевает их телепортировать.
Девятый раз он просыпается раньше, чем успевает умереть, и лежит с открытыми глазами, напряженно вслушиваясь в тихие, смутно различимые голоса. Потом на лоб опускается теплая рука.
- Этот последний, - хрипит Риптайд, он горит, ему холодно, его трясет.
- Tiho, - говорит Азазель. - Спи.
- Мне нельзя, - хрипит Риптайд. - Ты не понимаешь. Нельзя спать. Осталась последняя. Не уходи. Не давай...
Азазель что-то говорит. Эмма что-то говорит. Магнето что-то говорит. Он сам - говорит не затыкаясь, то и дело переходя на испанский, путая слова, жадно глотая воду.
Небо за окном сереет. Веки тяжелеют, в глаза будто насыпали песка с того самого острова, где они оставили гнить Шоу.
- Он зовет меня, - шепчет Риптайд. - Пусти.
Но руку сжимают так крепко, что пальцы хрустят.
UPDATE 4.08 TXT: Однострочники
псто для сбора в кучу онанимных драбблов
если дойдут руки редактировать, буду выкладывать отдельными постами.
Азазель/Риптайд, NC-17. Секс на большой высоте (желательно в воздухе)
Азазель|Риптайд. "Ах ты карту забыл? А голову ты дома не забыл?" H!
Эрик/Риптайд. Риптайд предает Шоу еще до его смерти. Рейтинг желателен.
Азазель/Риптайд, играть с дьяволом в поддавки, за бессмертие, любовь и прочие вечные глупости
Азазель/(|)Чарльз. "Все мы совершаем ошибки."
Эмма| Азазель|(/) Риптайд. Попытка оживить Шоу (некромантия, киборгостроение, др.). H!
Азазель/Риптайд\Эрик. Наркотики, дурман, обволакивающая прохладная вода бассейна.
Клуб Адского Пламени. Риптайд - новичок в команде. NH!
Кроссовер с "Последним королем Шотландии", в президентской больнице появляется новый врач - Эрик Леншерр. Ник Гарриган мучается ощущением дежавю.
Кроссовер со «Сверхъестественным». Чарльз встречает нового мутанта (как он думает) Кастиэля («Какая у вас соблазнительная мутация»). Эрик и Дин ревнуют.
Азазель\Риптайд, один гладит другого по голове. NH!
Риптайд | (/) Азазель. «Сумма не изменяется»
апд, девятое баловство
Смерть Риптайда, NH!
если дойдут руки редактировать, буду выкладывать отдельными постами.
Азазель/Риптайд, NC-17. Секс на большой высоте (желательно в воздухе)
Азазель|Риптайд. "Ах ты карту забыл? А голову ты дома не забыл?" H!
Эрик/Риптайд. Риптайд предает Шоу еще до его смерти. Рейтинг желателен.
Азазель/Риптайд, играть с дьяволом в поддавки, за бессмертие, любовь и прочие вечные глупости
Азазель/(|)Чарльз. "Все мы совершаем ошибки."
Эмма| Азазель|(/) Риптайд. Попытка оживить Шоу (некромантия, киборгостроение, др.). H!
Азазель/Риптайд\Эрик. Наркотики, дурман, обволакивающая прохладная вода бассейна.
Клуб Адского Пламени. Риптайд - новичок в команде. NH!
Кроссовер с "Последним королем Шотландии", в президентской больнице появляется новый врач - Эрик Леншерр. Ник Гарриган мучается ощущением дежавю.
Кроссовер со «Сверхъестественным». Чарльз встречает нового мутанта (как он думает) Кастиэля («Какая у вас соблазнительная мутация»). Эрик и Дин ревнуют.
Азазель\Риптайд, один гладит другого по голове. NH!
Риптайд | (/) Азазель. «Сумма не изменяется»
апд, девятое баловство
Смерть Риптайда, NH!